| Rendre | Дата: Пятница, 17.02.2012, 22:44 | Сообщение # 1 |
 Глокая Куздра
Группа: Пилигрим
Сообщений: 283
Статус: На охоте
| Колыбель Чумы
Нас ждали. Не зря мне с самого начала не нравилась эта затея. И, конечно, я опоздал. Золотое сияние портала тугим бутоном развернулось на площади, среди полусгнивших и совершенно сгнивших трупов. Ничего неожиданного, ничего странного, ничего опасного… И Ури рванулся из портала первым, торопясь к долгожданной цели. Выскочил на мощенную каменными плитами площадь, обернулся, сверкая белозубой восторженной улыбкой, сделал шаг вперед, позволяя выйти мне...
Тяжелый арбалетный болт с глухим чавканьем вошел ему в грудь. Второй, не больше мгновения спустя, пробил висок. Серебряные, нестерпимо сияющие для моих глаз магией, что Они почему-то зовут верой. И все, что я успеваю - подхватить хрупкое тело, медленно падающее вниз, прямо мне под ноги. Не давая упасть, прижимаю его к груди, прикрываясь от возможного выстрела. Если сейчас его не будет, значит, арбалетчиков только двое. Или те, кто в засаде, умнее, чем я думаю. Прости, мальчик! Тебе уже все равно, я знаю. Свободная левая рука машинально чертит знак. Всего на несколько мгновений, но защита. Мертвый, я ничего не сделаю. А вот теперь еще один — почти наугад, широким веером… Пусть выйдет слабее, но я их увижу!
— Один готов!
Ликующий вопль, женский, даже девчоночий. И голос срывается от щенячьего восторга.
— Нита, молчать! Ставь защиту!
Кто-то умный. Сообразил, что я их уже засек, и отвлекает внимание от девчонки. И да, арбалета всего два, наверняка стрелки сейчас лихорадочно перезаряжают их. Я трачу драгоценную пару секунд, чтобы бережно опустить тело на мостовую. Они хороши… Болт свистит у виска почти вплотную, когда я перекатываюсь на два шага и ухожу в тень стены. Второй — тоже мимо. Следом приходит волна чужой магии. Но расстояние немалое, а город так пропитан смертью, что Их сила вязнет и рассеивается почти впустую. Плохая была мысль: играть с некромантом на площади, полной трупов. Принюхиваюсь к воздуху. Страх, безумие, боль… Эманации смерти так густы, что у меня зубы ломит. Закрываю глаза и почти сразу открываю их снова, по ту сторону Тени, где нет ни ночи, ни дня. Вся площадь во тьме, но три серебряных пятна я различу, даже если глаза мне выжгут. Кожей почую, костями… Два послабее: заемная сила, готовые амулеты. Зато третье столь яркое, что силуэт умудряется рассеять мрак далеко вокруг себя. Это здесь-то! В Колыбели Чумы! Никак, паладин пожаловал? Когда-то я был бы польщен. И даже сейчас бы с радостью позабавился поединком. Если бы не Ури.
Пальцы четко и быстро делают свою работу, чем бы ни была занята голова. Сначала щит. Самый прочный — я знаю мощь паладина. Сеть на всю площадь! Виски ломит от напряжения, но бредень быстро приносит улов: дюжины две тусклых серых огоньков. Когда-то серебристых, конечно, но смерть никого не красит. Эти при жизни были посильнее, потому и не успели рассеяться до конца. Тугие потоки силы черными змеями струятся с моих пальцев, ползут по площади, находя цели, две дюжины целей… Я старательно обхожу тусклое, но мощное сияние над телом Ури. Торопливо полосую запястье, чтобы начертить знаки власти прямо на камнях. Отползаю от рисунка. А потом шепчу заклинание, прижимаясь к стене, пока жгучий поток света рвется в мою сторону, пытаясь пробить щит. Низкий, идеально поставленный голос гремит над площадью, выпевая слова молитвы. Кожа горит, волосы встают дыбом и в них потрескивают крошечные огоньки, но щит держится. Хорошо, что сижу, ни за что бы не удержался на ногах. И хорошо, что пока паладин поливает меня магией, не рискнут приблизиться остальные. А ну как эманации святоши обнаружат в душах соратничков грех? Святость такой концентрации жжет не хуже кислоты. Или очистительных костров Инквизиции…
Да когда же ты иссякнешь, сволочь? Из ноздрей теплыми противными струйками течет кровь. Когда-то у меня была привычка от боли закусывать нижнюю губу. Но обучение некроманта такая вещь, что никаких губ не напасешься… Я терплю, терплю, терплю… Терплю до тех пор, пока смертельное сияние не тускнеет — даже паладину надо перевести дух. И, поймав мгновение, отпускаю две дюжины туго натянутых нитей, что держал все это время!
— Тварь! Мразь нечистая!
Ну, просто музыка для слуха… Усмехаюсь окровавленными губами, наблюдая, как поднимаются чуть неуклюже, но с каждым мгновением все увереннее, мои орудия. Ковыляют, протягивая оголившиеся кости рук, оставляя ошметки слизи и гнилого мяса, настойчивые, неотвратимые как сама смерть...
И, разумеется, у арбалетчицы не выдерживают нервы. Вряд ли церковные псы показывали своей сучке, натаскивая на охоту, как выглядит атака толпы умертвий. Может, одного-двух… Истошно визжа, она срывается с места. Второй — теперь я их вижу обычным зрением — догоняет, схватив, прижимает к стене...
— Нита, стой! Стой, тебе говорят! Они тебя не тронут!
Тут он прав, как ни жаль. Амулеты у бойцов достаточно хороши, чтобы защитить от прямого прикосновения тлеющей плоти. Но на площади достаточно палок… И камней… Да и оружие у некоторых мертвецов имеется. Рыдающая девчонка вжимается в стену за спиной крепкого мужика, тот умело отбивается глефой. Умертвия кружат вокруг, падая, когда удачный выпад отрубает голову, но их слишком много. Вот и славно! Хорошо, когда все при деле… Наверное, паладин со мной согласен. Не пытаясь помочь соратникам, он выпрямляется и идет ко мне, широкими тяжелыми шагами пересекая площадь. Сияние такое, что глазам больно, голос громыхает, и его молитва рвет попавшегося на пути мертвяка в клочья. Криво улыбаясь, я стою на месте. Много чести, шагать ему навстречу.
— Изыди, исчадье!
— Ада, — любезно подсказываю я. — Ты забыл добавить.
Больше не успеваю сказать ничего. Активированный амулет вспыхивает маленьким солнышком. Щит выдерживает, но меня сбивает с ног и впечатывает в стену. А стоял бы от нее дальше — и летел бы дольше. Бесполезный амулет падает в сторону, церковник выхватывает еще один.
— Кровью и Силой Господней...
Договорить он не успевает. Я поднимаю левую руку, плотно прижимаясь к стене спиной, вжимаясь в нее. Небеса небесами, но надо же и под ноги смотреть. Он ступает на капли уже засохшей крови, прямо посреди знаков, одновременно сжимая в руке разгорающийся артефакт. Лучше просто не придумать! Между нами шагов пять, не больше. Я выплевываю слово и закрываю глаза правой ладонью. За веками полыхает так, что тонкая плоть не спасает от жара. Стена обжигает спину. Медленно открываю глаза. На противоположной стороне площади остаток умертвий вяло атакует девчонку, изо всех сил машущую тяжелой для нее глефой. Вояка, скорчившись, лежит позади нее. Надо же, не сбежала...
Вот теперь можно и прогуляться. Под ногами скрипит пепел. Поворошив его носком сапога, я с наслаждением пинаю бесполезный кусочек серебра — единственное, что осталось от паладина в столкновении стихий.
Дальше все просто. Так просто, что даже противно. Через пару минут девчонка, надежно обездвиженная, сидит у стены, полосуя меня ненавидящим взглядом. Соплячка, не старше Ури. И волосы такие же светлые, будто в одной деревне родились. Сердце давит тупая боль...
— Говорить будете сразу или потом? — интересуюсь у обоих.
Упрямо поджатые губешки, вытаращенные голубые глаза наливаются прозрачным...
— У вас что, мужики закончились? — поворачиваюсь к церковнику.
Не так уж ему и плохо. Несколько неглубоких ран, куча укусов. Если сейчас полечить — жить будет. По крайней мере, пока свое слово не скажет Госпожа Чума. Или у них и от нее амулеты есть? Точно, вот… Небольшие деревянные крестики так и лучатся знакомым спектром. Нагляделся, пока Ури работал. Аккуратно режу кожаные тесемки, сжимаю их в ладони, позволяя деревяшкам покачаться в воздухе перед глазами парочки.
— Ну так что?
— Да плевать, — отзывается вояка. — Пока заболеем, ты нас сотню раз убьешь.
Неглупый. Смелый. Или очень жадный, если наемник. Сунуться в Колыбель Чумы, место, с которого началась эпидемия — чего-то да стоит.
— Убью, — киваю я. — Но быстро и без боли. Если скажете, кто вас навел. А если не скажете — позавидуете вот этим.
Киваю на слабо копошащиеся в куче тел умертвия. Если девчонка что-то и знает, то разве случайно. В глазах у нее настоящая паника. Матерый волкодав только зубы сжимает, глядя мне в лицо.
— Решили попасть в рай, как мученики? — ласково спрашиваю я. — Вынужден огорчить. Рая не будет. Вы убили моего ученика...
Сажусь прямо на покрытый остатками гниющей плоти камень, чтобы заглянуть — лицо к лицу — в глаза церковника.
— Не будет ни рая, ни покоя. Сейчас я подниму несколько тел, более-менее целых, и они будут вытворять с твоей подружкой такое, что ты и представить не можешь. Такому даже в борделе не учат, уверяю тебя. А ты будешь смотреть. Долго смотреть… И слушать… Когда устану от воплей и зрелища, я позволю ей убить себя. Как ваш бог относится к самоубийцам, тебе напомнить?
Чужая усмешка, холодная и мерзкая, сводит мне губы, пока говорю. Соплячка тихонько ахает, пытаясь вжаться в стену, продавить ее насквозь. И, кажется, даже вояку проняло. Давний шрам на переносице белеет, лицо начинает дергаться. Я продолжаю:
— Потом, если понадобится, эти добрые люди, при жизни столь преданные вашей церкви, займутся тобой. А когда сдохнешь, ты к ним присоединишься. Я постараюсь, чтобы душа задержалась в твоем теле. Ты будешь чувствовать каждую минуту разложения, каждого червя, жрущего твое мясо...
Я немного рискую. То, что я обещаю сделать с девчонкой, невозможно чисто технически: умертвия могут сожрать человека заживо, но плотское желание — привилегия живой плоти. А оставить душу в мертвом теле не выйдет и подавно. Паладина напугать этим я бы не смог: проклятые ублюдки от союза магии с религией неплохо разбираются в теории. Ну, так паладина здесь и нет… А пачкаться я не хочу. Когда соплячка начинает тихонько подвывать от ужаса, косясь на подползающего по моему жесту мертвяка, ее напарник ломается. Он просит меня поклясться: сдавленный голос звучит глухо и покорно. Я клянусь. Клянусь не делать ничего из того, что обещал, и вообще не прибегать к магии. Конечно, имени он не знает. Скорее всего, имени не знал и погибший паладин. Но мельком увиденной приметы мне достаточно, чтобы сложить два и два. Не так уж много людей знало о нашей с Ури вылазке… Я киваю, почти с благодарностью. А потом, чтобы не заорать от боли и ненависти, сжимаю в ладони, кроша сухое дерево в мелкие щепки, заговоренные крестики. Затем развязываю девчонку, вручая ей арбалет. Второй кидаю вояке. И объясняю ситуацию. Ухожу, не оглядываясь, не опасаясь болта в спину… Я не смелый, просто у меня очень хороший щит, и они его видели в деле...
Тело Ури лежит там, где я его оставил, магия, поднимающая мертвецов, моя магия, тщательно обошла его стороной. Я сажусь рядом, запускаю окровавленные пальцы в длинные светлые волосы и замираю на несколько долгих ударов сердца.
— Ури… Мальчик мой… Прости… Я должен был запретить… Но я так боялся, что это тебя сломает...
Осторожно расстегиваю куртку, словно могу потревожить раненого, вытаскиваю из нагрудного кармана большой, слабо светящийся пузырек. Чума пришла достаточно давно, чтобы мы — те, кто знал — успели принять меры. Ури пошел дальше. Он создал Исцеление. Простые, как и все гениальное, чары. Выпусти их - и источник болезни обернется спасением. Нужно лишь попасть в место, где началась эпидемия. Покинутый город, чье название не произносим даже мы. Ури был гением. И он до сих пор жалел людей. Очень вредное сочетание для ученика некроманта. Но я не смог отказать, когда мальчик захотел испытать свое творение. Провести портал в Колыбель Чумы, город без единого живого человека, выйти, разбить пузырек, вернуться обратно… Что может быть проще и безопаснее? Я пошел с ним лишь ради того, чтобы разделить минуту его триумфа да помочь с порталом. Что мне за дело до людей и их Чумы?
Студеный ветер шевелит светлые пряди, несет по площади пепел… Стекло бутылочки холодит пальцы. С другого конца площади слышится сухой щелчок. Да, самоубийцам путь в Их рай заказан. А чума убивает очень медленно и невыносимо мучительно. Эти двое пробыли в ее Колыбели достаточно долго, чтобы пропитаться заразой насквозь. И дело только в выборе: кто из них поможет другому уйти быстро и без боли, обрекая себя на долгую отвратительную смерть… Кто подарит товарищу желанную участь мученика, обрекая себя на посмертную кару убийцы? Пожав плечами, я все же поднимаю голову. Мне любопытно… Серебристый огонек девчонки тускнеет, рассеиваясь. Интересно, пришлось ли ей умолять или спутник сам сделал выбор? На самом деле, не так уж и интересно.
Я поднимаюсь, все еще держа в застывших пальцах пузырек. Портал колышется в двух шагах, приглашая… Ури так мечтал об этом… Мне нет дела до их жизни и смерти, их Бога и их Чумы. Но он был моим учеником. И никто никогда не узнает, почему ушла Чума, верно? Я разжимаю пальцы, и, спустя мгновение, тонкое стекло разлетается вдребезги на каменной мостовой Колыбели.
Яна Ржевская. Она же Rendre или Twillait. 
|
| |
| |
